Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
Когда под пером А. С. Пушкина рождалась крылатая строка, исчерпывающе определявшая облик и характер его любимого героя: «Москвич в Гарольдовом плаще», ее создатель, думается, отнюдь не стремился поразить соотечественников бьющей в глаза оригинальностью. Цель его, уместно предположить, была не столь амбициозна, хотя и не менее ответственна: вместить в одно слово превалирующее умонастроение времени, дать ёмкое воплощение мировоззренческой позиции и одновременно - житейской, поведенческой «позе» довольно широкого круга дворянской молодёжи (не только российской, но и европейской), чьё сознание собственной отчуждённости от окружающего отлилось в формы романтического протеста. Самым ярким выразителем этого критического мироощущения явился Байрон, а литературным героем, наиболее полно и законченно воплотившим этот этико-эмоциональный комплекс, - титульный персонаж его обширной, создававшейся на протяжении чуть ли не десятилетия лирической поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда» - произведения, которому Байрон обязан был сенсационной международной известностью.
Стендаль, один из его величайших поклонников и его духовный наследник во многих отношениях, писал, что «лорд Байрон знал, как писать только один человек: себя»: это правда, но потенциально обманчиво, поскольку Байрон существует только в «картине», что его жизнь и работы сходятся исключительно для построения. Задолго до того, как Вольфганг Изер, Ханс Роберт Яусс, и теоретики приема придумали концепцию, подразумеваемый автор - важный горизонт Байрона: все его усилия соглашаются выдумать этот миф об Байроническом герое как авторе и как сам автор.
Вместив в себя немало разнообразных событий бурной авторской биографии, эта написанная «спенсеровой строфой» (название данной формы восходит к имени английского поэта елизаветинской эпохи Эдмунда Спенсера, автора нашумевшей в своё время «Королевы фей») поэма путевых впечатлений, родившаяся из опыта поездок молодого Байрона по странам Южной и Юго-Восточной Европы в 1809–1811 гг. и последующей жизни поэта в Швейцарии и Италии (третья и четвёртая песни), в полной мере выразила лирическую мощь и беспрецедентную идейно-тематическую широту поэтического гения Байрона. У ее создателя были все основания в письме к своему другу Джону Хобхаузу, адресату ее посвящения, характеризовать «Паломничество Чайльд Гарольда» как «самое большое, самое богатое мыслями и наиболее широкое по охвату из моих произведений». На десятилетия вперёд став эталоном романтической поэтики в общеевропейском масштабе, она вошла в историю литературы как волнующее, проникновенное свидетельство «о времени и о себе», пережившее ее автора.
Миф является олицетворением литературного бессмертия, которое переживает исторический Джордж Гордон, лорд Байрон, и реинкарнируется в различных формах в последующих поколениях, тем более эффективно, когда это застигает врасплох. Вряд ли можно сказать, что лорд Байрон мог изображать только одного мужчину и только одну женщину, мужчину, гордящегося, капризного, циничного, с неповиновением на лбу и страдания в его сердце, скорпиона такого рода, непримиримого в месть, но способная к глубокой и сильной привязанности: женщина все мягкость и мягкость, любящая ласкать и ласкать, но способную превратиться в страсть в тигрицу.
Новаторским на фоне современной Байрону английской (и не только английской) поэзии явился не только запечатлённый в «Паломничестве Чайльд Гарольда» взгляд на действительность; принципиально новым было и типично романтическое соотношение главного героя и повествователя, во многих чертах схожих, но, как подчёркивал Байрон в предисловии к первым двум песням (1812) и в дополнении к предисловию (1813), отнюдь не идентичных один другому.
Байронский мятежник - человек с разочарованными романтическими идеалами, который отказался от всех надежд на то, чтобы найти счастье в этом мире, но встает против судьбы в отчаянном эстетическом жесте интеллектуальной и физической мужества, летая с малым духом в постоянном поиске ощущение, чтобы избежать скуки: Великий объект жизни - это ощущение - чувствовать, что мы существуем, хотя и с болью. Именно эта «жажда пустоты» заставляет нас играть в игры - сражаться - путешествовать - к несдержанным, но остро ощущаемым стремлениями к любому описанию.
Предвосхищая многих творцов романтической и постромантической ориентации, в частности и в России (скажем, автора «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова, не говоря уже о Пушкине и его романе «Евгений Онегин»), Байрон констатировал в герое своего произведения болезнь века: «ранняя развращённость сердца и пренебрежение моралью ведут к пресыщенности прошлыми наслаждениями и разочарованию в новых, и красоты природы, и радость путешествий, и вообще все побуждения, за исключением только честолюбия - самого могущественного из всех, потеряны для души, так созданной, или, вернее, ложно направленной». И тем не менее именно этот, во многом несовершенный персонаж оказывается вместилищем сокровенных чаяний и дум необыкновенно проницательного к порокам современников и судящего современность и прошлое с максималистских гуманистических позиций поэта, перед именем которого трепетали ханжи, лицемеры, ревнители официальной нравственности и обыватели не только чопорного Альбиона, но и всей стонавшей под бременем «Священного Союза» монархов и реакционеров Европы. В заключительной песне поэмы это слияние повествователя и его героя достигает апогея, воплощаясь в новое для больших поэтических форм XIX столетия художественное целое. Это целое можно определить как необыкновенно чуткое к конфликтам окружающего мыслящее сознание, которое по справедливости и является главным героем «Паломничества Чайльд Гарольда».
Байронизм может быть определен как это слияние жизни в литературу, что не означает, что построение я как литературного характера, как выход из скуки я в миф: не построение трансцендентного я, а скорее сублимация самого себя. Что касается определения того, кем должен быть поэт, это не стоит того, за что они стоят, что они сделали? Эти замечания, как правило, предполагают гипотезу, которая потребует перечитывания Байрона и переосмысления его важности в истории литературы, анализируя существенный парадокс, лежащий в основе байронизма как анти-романтический романтизм.
Это сознание не назовёшь иначе как тончайшим сейсмографом действительности; и то, что в глазах непредубеждённого читателя предстаёт как безусловные художественные достоинства взволнованной лирической исповеди, закономерно становится почти непреодолимым препятствием, когда пытаешься «перевести» порхающие байроновские строфы в регистр беспристрастной хроники. Поэма по сути бессюжетна; весь ее повествовательный «зачин» сводится к нескольким, ненароком обронённым, строкам об английском юноше из знатного рода, уже к девятнадцати годам пресытившемся излюбленным набором светских удовольствий, разочаровавшемся в интеллектуальных способностях соотечественников и чарах соотечественниц и - пускающемся путешествовать. В первой песне Чайльд посещает Португалию, Испанию; во второй - Грецию, Албанию, столицу Оcманской империи Стамбул; в третьей, после возвращения и непродолжительного пребывания на родине, - Бельгию, Германию и надолго задерживается в Швейцарии; наконец, четвёртая посвящена путешествию байроновского лирического героя по хранящим следы величественного прошлого городам Италии. И только пристально вглядевшись в то, что выделяет в окружающем, что выхватывает из калейдоскопического разнообразия пейзажей, архитектурных и этнографических красот, бытовых примет, житейских ситуаций цепкий, пронзительный, в полном смысле слова мыслящий взор повествователя, можем мы вынести для себя представление о том, каков в гражданском, философском и чисто человеческом плане этот герой - это байроновское поэтическое «я», которое язык не поворачивается назвать «вторым».
Возможно, романтизм Байрона является стратегической позицией, благодаря которой он удовлетворен модой своего возраста, чтобы достичь литературной славы, когда он решил стать «Великим Наполеоном царства рифмы», но его поэтический дискурс философски анти-романтичен, поскольку он не что иное, как идеалист, либо в платоновском смысле, либо в кантовском смысле: Байрон действительно является наследником либеральных философов британского Просвещения и предшественника модернистов. Признанный Поэтический Отец Байрона - Папа, а не Блейк.
Ты будешь верить в Милтона, Драйдена, Папу; Не создавайте Вордсворта, Кольриджа, Сути; Потому что первый сумасшедший за всю надежду. Второй пьяный, третий такой странный и ржавый. Байронизм как явление в социологии литературы можно понять в более узком и в более широком смысле. Влияние Байрона на Мюссе, Виньи и Хьюго было подчеркнуто Джозефом Тектетом. Но первый Байронизм, по-видимому, является частью определенной англофилии и интересом Франции Реставрации у аристократического поэта, слава которого вскоре исчезнет под влиянием антихристианского духа Каина и Манфреда, радикального и нерелигиозного либертарианство видения суждения и аморальную сатиру дона Хуана.
И тогда неожиданно убеждаешься, что пространное, в пять тысяч стихов лирическое повествование «Паломничества Чайльд Гарольда» - в определённом смысле не что иное, как аналог хорошо знакомого нашим современникам текущего обозрения международных событий. Даже сильнее и короче: горячих точек, если не опасаться приевшегося газетного штампа. Но обозрение, как нельзя более чуждое какой бы то ни было сословной, национальной, партийной, конфессиональной предвзятости. Европа, как и ныне, на рубеже третьего тысячелетия, объята пламенем больших и малых военных конфликтов; ее поля усеяны грудами оружия и телами павших. И если Чайльд выступает чуть дистанцированным созерцателем развёртывающихся на его глазах драм и трагедий, то стоящий за его плечами Байрон, напротив, никогда не упускает возможности высказать своё отношение к происходящему, вглядеться в его истоки, осмыслить его уроки на будущее.
Первый Байронизм в основном базируется на романтической макинтош и экзотике паломничества Чайлд-Гарольда и быстро умирает, когда Байрон отходит от своей первой манеры. Но гораздо интереснее проследить поэтическое наследие Байрона в поздне-девятнадцатом веке пост-романтичных, домодернистских поэтов: в «деградации де Рюбо де нос лез», эстетическом сенсации Бодлера, радикализме Суинберна и, в более общем смысле, богемской оппозиции как к буржуазная тривиальность и аристократическая самодовольство, что и выделил Мэтью Арнольд как главная литературная добродетель Байрона, или, точнее, его самая красивая неудача.
Так в Португалии, строгие красоты чьих ландшафтов чаруют пришельца (песнь 1-я). В мясорубке наполеоновских войн эта страна стала разменной монетой в конфликте крупных европейских держав; И у Байрона нет иллюзий по части истинных намерений их правящих кругов, включая те, что определяют внешнюю политику его собственной островной отчизны. Так и в Испании, ослепляющей великолепием красок и фейерверками национального темперамента. Немало прекрасных строк посвящает он легендарной красоте испанок, способных тронуть сердце даже пресыщенного всем на свете Чайльда («Но нет в испанках крови амазонок, / Для чар любви там дева создана»). Но важно, что видит и живописует носительниц этих чар повествователь в ситуации массового общественного подъёма, в атмосфере общенародного сопротивления наполеоновской агрессии: «Любимый ранен - слез она не льёт, / Пал капитан - она ведёт дружину, / Свои бегут - она кричит: вперёд! / И натиск новый смел врагов лавину. / Кто облегчит сражённому кончину? / Кто отомстит, коль лучший воин пал? / Кто мужеством одушевит мужчину? / Все, все она! Когда надменный галл / Пред женщинами столь позорно отступал?»
Его собственный аристократический класс, чья циничная манера вела его в ярость; великий средний класс, на чей неприступный филистинизм он разбил себя на кусочки, - как мало того, что ни одно из них не виновато влияло на Байрона! Таким образом, Рассел считает, что Байрон был социально, почти атавистически настроен, чтобы стать знаменитым, как потомство темного аристократического происхождения, и потому, что получил образование кальвинизма. Ну, он мог бы остаться неудачником, как его отец.
Злость, сказал Байрон, был наследственным проклятием в его крови и злой судьбой, которой он был предопределен Всемогущим. Если бы это было действительно так, так как он должен быть замечательным, он был бы замечательным как грешник и осмелился бы совершить преступления за мужество модных развратников, которых он хотел презирать.
Так и в стонущей под пятой османской деспотии Греции, чей героический дух поэт старается возродить, напоминая о героях Фермопил и Саламина. Так и в Албании, упорно отстаивающей свою национальную самобытность, пусть даже ценой каждодневного кровопролитного мщения оккупантам, ценой поголовного превращения всего мужского населения в бесстрашных, беспощадных гяуров, грозящих сонному покою турок-поработителей.
Мы смиренно просим не согласиться: Рассел, скорее всего, прав, чтобы подчеркнуть важность кальвинизма Байрона: убежденность в том, что он проклят, очевидно, его ключевая мотивация. Но нежелательным является то, что «нужно» в «так как он должен быть замечательным»: правильным словом является «воля». Понятие Уилла занимает центральное место в поэтической речи Байрона и настолько, что его можно рассматривать как непризнанный предшественник Шопенгауэра и Ницше. Рассел также замечает, что Карлайл противостоял Байрону Гете, лихо восклицая «Закрой свой Байрон, открой свой Гете!» - в то время как Мюсс обвинил Байрона и Гете в том, что он привил яд меланхолии в галльскую душу.
Иные интонации появляются на устах Байрона-Гарольда, замедлившего шаг на грандиозном пепелище Европы - Ватерлоо: «Он бил, твой час, - и где ж Величье, Сила? / Все - Власть и Сила - обратилось в дым. / В последний раз, ещё непобедим, / Взлетел орёл - и пал с небес, пронзённый...»
В очередной раз подводя итог парадоксальному жребию Наполеона, поэт убеждается: военное противостояние, принося неисчислимые жертвы народам, не приносит освобождения («То смерть не тирании - лишь тирана»). Трезвы, при всей очевидной «еретичности» для своего времени, и его размышления над озером Леман - прибежищем Жан-Жака Руссо, как и Вольтер, неизменно восхищавшего Байрона (песнь 3-я).
Оба были неправы, но Карлайл понял Байрона, тогда как Мюссе не сделал этого. Меланхолия - это не правильное слово: Вертер - меланхолический романтик - Байрон пессимистичен и циничен, но он отказывается и презирает меланхолию. Часто говорили, что Манфред Байрона был бледным экземпляром, почти плагиатом, «Фауста» Гете: это грубая ошибка. Манфред Байрона является радикальным пересмотром Фауста Гете. Во второй части пьесы Гёте Фауст, искупленный Маргарет, не выплачивает свой долг и, наконец, уходит на небеса.
Это предельно анти-Байрон: христианская идеология, которая также относится к Вордсворту и Кольриджу, а также к Канту и Гегелю, является тем, что Байрон прославляет, чтобы отказаться. В конце пьесы Манфред отказывается от христианского прощения, подаренного им аббатом, но он также отказывается следовать за дьяволом, пришедшим за ним, и заставляет его уйти. Манфред-Байрон - это несервис. Его последние слова адресованы дьяволу, которому он говорит: «Рука смерти на мне, но не твоя!». Байрон поддерживает идею индивидуального разума, что он терпит неудачу в бесстрашной, самонапряженной игре, и что он воздвигает, как единственный судья своих собственных действий, уже выше добра и зла.
Французские философы, апостолы Свободы, Равенства и Братства, разбудили народ к невиданному бунту. Но всегда ли праведны пути возмездия, и не несёт ли в себе революция роковое семя собственного грядущего поражения? «И страшен след их воли роковой. / Они сорвали с Правды покрывало, / Разрушив ложных представлений строй, / И взорам сокровенное предстало. / Они, смешав Добра и Зла начала, / Все прошлое низвергли. Для чего? / Чтоб новый трон потомство основало. / Чтоб выстроило тюрьмы для него, / И мир опять узрел насилья торжество».
Рассел, еще одним предвзятым сокращением, продолжает. Ницше, принявший компромисс, с острой радостью заметил, что идет классический возраст войны, и что мы обязаны этим благом не Французской революции, а Наполеону. И таким образом национализм, сатанизм и поклонение героям, наследие Байрона, стали частью сложной души Германии. И здесь мы должны просить не согласиться с тем, что звучит как искажение Байрона. Поклонение герою - это наследие Карлайл, который является полюсом, помимо Байрона. Правда, у подростка Байрона в Харроу была статуэтка Наполеона на алтаре, его «маленькая пагода», как он это называл, но он сжег этого кумира, когда Буонапарт стал тираном в свою очередь.
«Так не должно, не может долго длиться!» - восклицает поэт, не утративший веры в исконную идею исторической справедливости.
Дух - единственное, что не вызывает у Байрона сомнения; в тщете и превратностях судеб держав и цивилизаций, он - единственный факел, свету которого можно до конца доверять: «Так будем смело мыслить! Отстоим / Последний форт средь общего паденья. / Пускай хоть ты останешься моим, / Святое право мысли и сужденья, / Ты, божий дар!»
Чтобы изобразить Байрона в качестве промоутера национализма, возможно, потому, что он боролся за независимость Италии и Греции, просто не держит воду: он близок и проницателен и точнее, как представлять Гарибальди как предшественника Муссолини на том основании, что оба были итальянскими националистами. Что касается сатанизма, если это означает восстание против несправедливой тирании Бога, то идея Бога и религия рассматривается как основное препятствие человеческой свободе, да, тогда Байрон находится на стороне сатаны и с удвоенной силой.
Единственный залог подлинной свободы, он наполняет смыслом бытие; залогом же человеческого бессмертия, по мысли Байрона, становится вдохновенное, одухотворённое творчество. Потому вряд ли случайно апофеозом гарольдовского странствия по миру становится Италия (песнь 4-я) - колыбель общечеловеческой культуры, страна, где красноречиво заявляют о своём величии даже камни гробниц Данте, Петрарки, Тассо, руины римского Форума, Колизея. Униженный удел итальянцев в пору «Священного Союза» становится для повествователя источником незатихающей душевной боли и одновременно - стимулом к действию.
Но идея антихриста просто не имеет смысла в видении Байрона мира, который уже не христианский: Байрон - это атеист во всех, кроме имени. Похоже, что недоразумение заключается в интеллектуальной тенденции модернистов к построению карикатурного упрощения романтизма, тем лучше определить себя противником против него. В значительной степени это отношение Байронов. Дело в том, что Джером МакГанн в «Переосмыслении романтизма» называет «сопротивлением Байрона теории».
Наблюдая за теорией романтизма, подобной Веллеку, Байрон появляется либо как проблема, либо неуместность. «Воображение» явно не является взглядом Байрона на источники поэзии, «природа» - это едва ли его «взгляд на мир», и его стиль носит преимущественно риторический и разговорный, а не символический или мифический характер.
Хорошо известные эпизоды «итальянского периода» биографии Байрона - своего рода закадровый комментарий к заключительной песне поэмы. Сама же поэма, включая и неповторимый облик ее лирического героя, - символ веры автора, завещавшего современникам и потомкам незыблемые принципы своей жизненной философии: «Я изучил наречия другие, / К чужим входил не чужестранцем я. / Кто независим, тот в своей стихии, / В какие ни попал бы он края, - / И меж людей, и там, где нет жилья. / Но я рождён на острове Свободы / И Разума - там родина моя...»
Изучение Байрона является центральным для предприятия МакГанна, кульминацией которого является «Романтическая идеология», для пересмотра парадигмы, которая давно определила романтизм в литературных исследованиях. Заблуждение состоит в запутывании байронизма, который является формой героизма, с поклонением герою. Байронизм - не идеализм; Понятие Байна Байна не трансцендентно, а наоборот.
Ключом к переоценке Байрона и его решающей важности в истории литературных идей является концепция романтической иронии, например, она представлена Энн Меллор, пересматривающая понятие Шлегеля. Таким образом, романтическая ирония представляет собой способ сознания или образ мышления о мире, который находит соответствующий литературный режим. Художник, который воспринимает вселенную как бесконечно обильный хаос; который видит свое собственное сознание одновременно ограниченным и вовлеченным в процесс роста или становления; который поэтому с энтузиазмом участвует в сложном, но волнующем балансе между самосозданием и самоуничтожением; и кто затем формулирует этот опыт в форме, которая одновременно создает и де-создает себя, создает литературный режим, который Шлегель назвал романтической иронией.
В этой статье мы рассмотрим поэму Байрона, опубликованную в период с 1812 по 1818 год, изложим ее краткое содержание. "Паломничество Чайльд-Гарольда" - так называется это известное на весь мир произведение.
Сначала скажем пару слов об истории создания поэмы. Байрон в конце июня 1809 г. начал свое двухлетнее путешествие. Он посетил Испанию, Португалию, Турцию, Албанию, Грецию. Поэта интересовало то, как живут народы этих государств, какова их культура. Социальные контрасты, с которыми ему пришлось столкнуться, в особенности поразили его. Байрон увидел произвол иноземных и местных тиранов, ничем не ограниченный. Его возмутило полное бесправие местных народов. Все эти впечатления вылились в размышления поэта по данным вопросам, которые составляют сюжет поэмы, ее краткое содержание. "Паломничество Чайльд-Гарольда" - произведение, в котором автор затрагивает важнейшие темы истории и современности, а также вечные проблемы.
Это двухлетнее путешествие многое дало поэту. Он осознал, что его лира должна служить обществу. Байрон почувствовал свое гражданское призвание. В эти 2 года поэт написал первые 2 песни своей будущей поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда". Очень краткое содержание этого произведения дает представление лишь о сюжете, но не о художественных особенностях. Поэтому прежде чем перейти к основной части статьи, мы скажем пару слов и о них.
Романтизм Байрона
Это произведение считается первым у Байрона-романтика, причем романтика нового типа, который отличается от своих предшественников. Джордж Гордон не бежит от действительности, в отличие от других художников слова. Поэт отстаивает свободу народов, неотъемлемое их право вести национально-освободительную войну. Байрон выступает в защиту человеческой личности от унижения и насилия. Однако он требует активных действий и от самого человека. Поэт клеймит его позором за преклонение перед тиранией.
Подобно всем романтикам, воспевал природу. Но и в этом отношении он отличался от своих предшественников. Поэт воспевал ее не абстрактно, а в отношении к человеку. Байрон утверждал, что лишь духовно развитый и свободный человек может ощутить гармонию с природой. Связь времен пронизывает всю поэму. Свет современности освещает прошлое и одновременно позволяет нам заглянуть в будущее.
Основные особенности произведения мы отметили. Перейдем теперь непосредственно к краткому содержанию поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда".
1 песнь (краткое содержание)
В первой части говорится о нашествии войск Наполеона на Поэт симпатизирует испанцам, которые сражаются с захватчиками. Джордж Байрон показывает народ в массовых сценах, в действии, когда люди веселятся, трудятся, сражаются. В его поле зрения оказываются и отдельные героические личности. К примеру, он рассказывает о деве из Сарагоссы. Залогом успеха борьбы жителей Испании за правое дело поэт считает единство героя с народом. Эта победа важна и для других порабощенных народов, которые ждут, удастся ли Испании добиться свободы. Поэт надеется на то, что за ней восстанут жители других стран. Вот о чем говорится в первой песни поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда".
2 песнь
Описание Греции
Существенная часть второй песни посвящена этой стране. Ее описанием и продолжается составленное нами краткое содержание. "Паломничество Чайльд-Гарольда" - произведение, в котором Байрон видит контраст между прошлым Греции, которое когда-то было поистине великим, и униженным положением народа под турецким игом. Джордж Гордон восхищается "прекрасной Элладой". Однако его восторг сменяется гневом по отношению к ее потомкам, которые покорились игу завоевателей-чужеземцев. Греция, как отмечает он, затоптана в грязь. Гнутся спины рабов под турецкими плетьми, но грек молчит. Это возмущает поэта.
Однако его гнев сменяется надеждой на то, что в народе все еще живет "сила неукротимой вольности", свойственная предкам. И поэт призывает страну восстать на борьбу. Любовь Байрона к Греции неизменна. Строфы поэмы, посвященные ей, помогают нам понять, почему Джордж Гордон решил участвовать в борьбе за освобождение греческого народа.
Публикация первых двух песен
Первые две песни поэмы появились на свет 10 марта 1812 г. Выше было представлено их краткое содержание. "Паломничество Чайльд-Гарольда" сразу же завоевало признание. Байрон после опубликования первых двух песен получил большую известность. Его произведение выдержало множество изданий, а популярность Джорджа Гордона росла изо дня в день.
3-я песнь
Прибыв в Швейцарию, Байрон начал изучать жизнь и в этой стране. Все, что казалось ему примечательным, он запечатлевал в своем дневнике и в письмах. Поэт описывал местных жителей, их быт, природу, исторические места. Все эти наблюдения вобрала в себя поэма "Паломничество Чайльд-Гарольда". Краткое содержание третьей песни предлагается вашему вниманию.
В ней отразились путевые впечатления поэта. Байрон был вынужден уехать в Швейцарию, оставив свою родину. В этой стране он размышляет о сражении при Ватерлоо (поэт впервые побывал на этом историческом месте), рассуждает о поражении Наполеона.
Размышления о войне
Взгляд поэта с переходит на картины величественной природы. Байрон не прекращает размышлять о том, что войны, которые не прекращает вести человечество, много веков разрушали красоту как созданную руками человека, так и природную. Мысли о войне появляются вновь, когда лирический герой произведения сравнивает с событиями Ватерлоо сражение, произошедшее в 15 веке, когда город Морат боролся за свою независимость. Байрон отмечает, что эту битву выиграли не тираны, а гражданство, вольность, закон. Лишь эти цели способны оправдать кровавые войны, как считал Джордж Байрон ("Паломничество Чайльд-Гарольда").
Связь человека с природой, прославление Руссо и Вольтера
Созерцая природу Швейцарии, Джордж Гордон приходит к мысли о том, что каждый человек является частью природы. Радость жизни заключается в единстве с ней. Развивая свою мысль, поэт прославляет просветителя Руссо, который ратовал за связь человека с природой. Этот философ провозгласил идеи свободы и равенства людей. Байрон вспоминает еще одного мыслителя, Вольтера. Он подготовил умы людей к революции. Его разум "на фундаменте сомнений" создал храм "мятежной мысли".
Итак, в третьей песне поэмы отражаются мысли поэта и о событиях, которые волновали в то время весь мир. Байрон вплетает в непринужденное, свободное повествование гимны природе, меткие и лаконичные характеристики различных исторических личностей, а также жанровую сцену, в которой изображен бал перед битвой при Ватерлоо.
4-я песня
Переходим к описанию 4-й песни поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда". Она была создана в Италии и впервые опубликована в 1818 г. Для Байрона Италия стала государством, в котором воплотились в жизнь многие его жизненные и творческие замыслы. Именно здесь Джордж Гордон обрел личное счастье, повстречавшись с Терезой Гвиччиоли.
Описание Италии
Следует отметить, что четвертая песнь является самой объемной в произведении. В ней Байрон стремится к созданию разностороннего и цельного образа страны, которая стала его второй родиной. Джордж Гордон очень любил Италию. Он восхищался ее высокой художественной культурой и историческим прошлым. Однако поэт все-таки смотрел на нее как человек, который не забыл свой народ и свою родную страну. До тех пор, "пока язык Британии звучит", будет хранить родину в своей памяти великий поэт Джордж Гордон Байрон.
"Паломничество Чайльд-Гарольда" тем не менее посвящено преимущественно описанию других государств. В изображении поэта Италия - страна, которая для других народов не может стать чужой. Байрон убежден в том, что за ее честь "должны народы встать". Однако он призывает и самих итальянцев к борьбе. Он говорит о том, что нужно помнить примеры из истории своего государства, отмеченного героическим прошлым. В памяти людей всегда должны оставаться ее великие сыны. Поэт, обращаясь к Венеции, напоминает народу о "тысячелетней свободе". Байрон не может видеть, как она смирилась с потерей своей независимости. Он убежден в том, что человеческая душа зреет и растет лишь в борьбе.
Рассуждения об итальянских героях, мыслителях и поэтах
В Ферарре вспоминает Торквато Тассо, великого поэта, Джордж Гордон Байрон ("Паломничество Чайльд-Гарольда"). Краткое содержание истории, связанной с его именем, непременно следует изложить.
Герцог отдал приказ объявить Тассо сумасшедшим, после чего этот поэт провел в заключение 7 лет. Байрон пишет, что имя герцога уже давно было бы забыто, если бы его злодеяния не оказались связанными с судьбой Торквато. Итальянские герои, мыслители и поэты дороги всем. Джордж Гордон называет Флоренцию, где родились Бокаччо, Петрарка и Данте, "неблагодарным городом", так как здесь "даже бюстов нет". "Землей его мечты" был Рим, которому поэт посвятил немало строф. Взгляд Байрона через руины и памятники стремится проникнуть в глубь веков для того, чтобы оживить давно ушедшие времена.
Взгляд на историю
В четвертой песни представлено множество описаний итальянских достопримечательностей. Однако в ней видно и то, как Байрон пытается преодолеть сложившееся романтическое представление об истории человечества в своей поэме "Паломничество Чайльд Гарольда". Краткое содержание по главам этого произведения - непростая задача, так как в нем множество рассуждений и практически нет сюжета. Следует отметить, что нередко поэт поражает своим предвидением грядущих событий. Он сдерживает собственную фантазию для того, чтобы не углубиться в рассуждения, отвлеченные от реальности. В отрывках, посвященных революции во Франции, Джордж Гордон выражает надежду, что зерна, посеянные вольностью, в будущем "дадут уже не горький плод".
Время и вечность
Байрон, как и в трех предыдущих песнях, вдохновенно описывает красоты природы в четвертой части поэмы "Паломничество Чайльд Гарольда", краткое содержание которой уже приближается к финалу. Изображение моря, представленное в конце произведения, незабываемо, как и картина водопада Велино, передающая все его великолепие. По мысли Джорджа Гордона, природа предоставляет человеку возможность соприкоснуться с вечностью. В сознании поэта вечность - неизменная категория. Время находится в постоянном движении, оно быстротечно. Бег времени часто повергает Джорджа Байрона в печаль и уныние. Однако он связывает с ним и определенные надежды. Поэт верит в то, что в будущем будут разоблачены те, кто оклеветал его. Только время является исправителем "суждений ложных".
На этом заканчивается "Паломничество Чайльд-Гарольда". Краткое содержание по песням этого произведения, конечно, дает лишь самое общее представление о нем. Следует отметить, что поэмой очень увлекся А. С. Пушкин, который даже выполнил ее перевод. Произведение вобрало в себя большой жизненный опыт Джорджа Байрона с юности до начала наиболее плодотворного периода в его творчестве.
